Молодой командир склонил голову, признавая мудрость этих слов.

— Сэр, есть ли новые распоряжения? — спросил он.

— Не называй его сэром, — возмутилась Лираз. — Ты знаешь, кто мы.

Незаконнорожденные. Бастарды. Никто.

— Но я… Он же…

— Не важно, — вмешался Акива. — Нет. Новых распоряжений нет. Что приказано делать? Выследить повстанцев? — Незаконнорожденные только прибыли в часть и не успели получить приказ.

Ноам покачал головой:

— Выслеживать нечего. Они исчезли. Мы… мы должны дать им ответ.

— Какой ответ?

— Ответить на их послания. Император… — Ноам тяжело сглотнул. В присутствии Акивы он взвешивал каждое слово. — Император желает оставить послание для них.

Акива промолчал, обдумывая услышанное. В крепости Армазин ему повезло: на севере больше некого убивать. Здесь все иначе, выжившие химеры бегут на юг, надеясь на спасение за Заповедным пределом. Лишенные крова фермеры и освобожденные рабы верят, что за горами их ждет новая жизнь. А ему приказано их отлавливать и уничтожать…

Не зря тебя прозвали Истребитель Тварей… Акиву охватили отчаяние, усталость и беспомощность. Он не хотел участвовать в бессмысленной резне.

Смрад горящей плоти поднялся выше. Ангелы взлетели на акведук. Ноам заметил кровь и прилипшие перья.

— Зачем все это?! — воскликнул он. — Я не помню, для чего мы все это делаем…

Кому он это говорил? Небесам? В пустоту? Его безумный взгляд остановился на Акиве.

— Сэр, когда это все закончится? — с мольбой в голосе спросил он.

«Никогда», — подумал Акива. Вскоре внутри у этого юного воина все очерствеет, отомрет, еще одна душа исчезнет, ее место займет монстр. «Армии нужны монстры для кровавых битв», — сказал в Марокко старый горбун. Акива понимал это лучше других. Он посмотрел на Азаила, Лираз. Не слишком ли поздно для них? Для него самого?

Беспомощное отчаяние, усталость и запах горящей плоти вызвали к жизни давно забытые воспоминания. Акива не позволял себе думать об этом с тех пор, как в храме Эллаи из его объятий вырвали нагую Мадригал.

Он представил два будущих Эреца: мечту Иорама — и видение того, что могло бы быть.

Иную жизнь.

21

Очень страшно

Свева подскочила с ощущением, что случилось непоправимое: она должна была караулить, а, кажется, заснула. Прислушалась, осмотрелась. Моргнула. Она словно скатилась из сна в ужас и теперь всем своим существом ловила малейшие шорохи.

Светало, над вершинами деревьев бледнело небо. Сколько она проспала? Сучок хрустнул, или приснилось?

Свева замерла, прислушиваясь. Тихо. Они в безопасности. Саразал еще спит. Ей незачем знать, что Свева уснула, а то устроит выволочку. Свева, с облегчением вздохнув, вытянула передние ноги — стройные, как у фавна, с младенческими пятнышками на шерстке. Младшая из двух сестер, она привыкла к тому, что ей все сходит с рук.

Так было раньше.

Когда они вернутся домой, Свева станет паинькой. Прекратит бездельничать, прятаться от мамы. Ох, мама, наверное, волнуется… Знают ли в племени, что сестер захватили в плен? Они вышли пробежаться после дня работы за ткацким станком. Все произошло из-за Свевы. Она быстрее сестры, самая быстрая в деревне. Свева убегала от Саразал, не хотела остановиться, старшей пришлось догонять, ведь младших не бросают. Вот и получается, что Свева виновата.

В деревне наверняка по ним горюют, решили, что сестры погибли. «У нас все хорошо», — повторяла она про себя, словно надеясь, что ее услышат. Ведь мамы чувствуют детей.

«У нас все хорошо, мама. Мы на свободе. Нас освободили!»

Ей так хотелось рассказать матери все: как с небес сошли фантомы — само возмездие. Огромные, ужасные. Правда, один из них не был ужасен, высокий такой, саблерогий. Очень красивый. Он дал ей нож убитого ангела.

Такая история взаправду приключилась! Свева расскажет все быстро, чтобы Саразал и слова не успела вставить. У Свевы получается лучше, она помнит все досконально. Например, как рабы запели. Хоть они были из разных племен, балладу Воителя знали все. Их голоса, такие разные, звучали, как сам мир: земля и небо, листок и ручей, коготь и клык. Рычание, крик. Некоторых рабов она боялась не меньше, чем конвоиров, но, к счастью, после освобождения все разбежались. Многие, с мечами и кнутами, устремились на юг, чтобы предупредить других. У Свевы тоже было оружие — нож, но она с трудом удерживала в руках эту массивную штуку. И они с сестрой шли не на юг — на северо-запад.

«Домой. Мы идем домой».

Пойдем. Как только Саразал станет лучше.

Свева закусила щеку, вспомнив о ноге сестры. Запах раны чувствовался даже через аромат трав в повязке. В темноте хрустнул еще один сучок. Свева, похолодев, вгляделась в темноту под густыми кронами дамселей, туда, где еще притаилась ночь.

Наверное, это сконт или другой выползень.

Ей очень хотелось в это верить.

Сердце забилось. Хоть бы Саразал уже проснулась. Дома старшая сестра мешает, указывает, что делать, но здесь, в чаще, когда сердце замирает от странных звуков и теней, куда она без сестры? Кто еще успокоит, кто скажет, что все будет хорошо?

Свева медленно выпрямилась. Стройное девичье тело от пояса переходило в олений круп и ноги. Племя дама — оленекентавры, миниатюрные кентавриды, легкие, гибкие, стремительные, самые быстрые среди химер. Свева всегда хвастала, что она быстрее всех в мире. Саразал, как обычно, спорила. Ну и пусть… Свева обожала быстрый бег, ей не терпелось пуститься вскачь и нестись что есть мочи до самого дома. Они давно бы уже добрались до островерхих эзериновых лесов и мшистых долин Аранзу, где пасутся дама, гордые и свободолюбивые.

Они бы уже были далеко, если бы не нога Саразал.

Сестра спала, свернувшись в клубочек среди шелковистого, как шерсть, папоротника. Глаза закрыты, лицо умиротворенное. Свеве очень хотелось, чтобы сестра проснулась, но будить ее не стоит — слишком много бессонных ночей Саразал провела, мучаясь от боли. Все из-за оков. Свева сосредоточила всю свою ненависть на невольничьих кандалах. Вот как маленькая ненависть вырастает из большой и полностью ее поглощает. Когда Свева думала о надсмотрщиках — она всегда их будет ненавидеть, даже мертвых, — то сразу же вспоминала кандалы сестры, и ярость распирала ей грудь.

В невольничьем караване имелся запас различных оков — для ног, пояса, шеи. И никогда для рук. Почему не приковывали за руку, сестрам объяснил Раф, юный дашнаг, при виде длинных белых клыков которого Свева съеживалась, как вянущий цветок.

— Руку можно отрезать и сбежать. Без руки можно обойтись, — сказал он.

Вот как.

— Нет, я бы не смогла, — гордо сказала Свева. Дикари. Должно быть, дашнагам не хватает утонченности чувств. Как можно не ценить свое тело?

— Потому что ты не знаешь, что тебя ждет.

— А сам-то ты знаешь? — отрезала Свева и тут же пожалела об этом: Раф одним укусом мог отгрызть ей лицо. Может, он ее специально пугал? Ей и без того страшно.

Свева зябко поежилась. Теперь ей страшнее некуда. От раны сестры исходит сладкий запах гниения. Саразал, наверное, в лихорадке. Травы не помогают.

Их собрала Свева, даже жаробой нашла. Ну может быть, это был и не жаробой. Скорее все-таки он. А рана не заживает. Свева погладила саднящие следы оков у себя на талии. Сестре повезло меньше.

Свеву погонщики приковали за пояс — огромными кандалами, наверное, предназначенными для ноги быкокентавра. Для Саразал не нашлось ничего подходящего, поэтому надсмотрщики наскоро соорудили оковы из полоски железа. Скоба натерла сестре кожу, с каждым шагом все глубже впивалась в рану. В последние дни в плену Саразал еле шла… Рано или поздно ее бы бросили, но фантомы спасли их раньше. Раф сказал, что конвоиры не избавились от нее, потому что дама — ценные невольники. Живой Саразал не отпустили бы.

Фантомы пришли очень вовремя. Они появились из мрака на огромных крыльях, словно в страшном сне. Если бы не они… Освобожденные пленники бежали в горы, а сестрам не удалось уйти далеко. Саразал ковыляла с трудом, а на Свеву не обопрешься: слишком мала.